ТРИ ВЕКА АКАДЕМИИ РОССИЙСКОЙ

Отечественная наука при Петре, Елизавете, Сталине, Брежневе. Что считать эпохой расцвета?

300 лет назад, 8 февраля 1724 года, Правительствующий сенат опубликовал указ об учреждении «Академии, или Социетета художеств и наук», выполняя волю императора Петра I.

Царь-реформатор верил во власть знаний. В допетровской России не было, да и быть не могло системно обустроенной науки – кроме богословия. Всю современную технику приходилось закупать. Наш первый император не собирался смиряться с таким положением дел.

Первым президентом академии стал придворный лекарь Петра – Лаврентий Блюментрост, сын саксонского медика, переехавшего в Москву. Нет, он занял столь высокий пост вовсе не по высокой протекции и не только потому, что самодержец безоговорочно доверял ему. Блюментрост был человеком решительным и умел доводить до ума самые смелые прожекты. Первыми учёными, работавшими в Петербургской академии, конечно, были иностранцы, преимущественно немцы. Иначе и быть не могло. Среди них блистали такие таланты, как математики-швейцарцы Леонард Эйлер и Даниил Бернулли, но, конечно, в Россию ринулись не только гении. Молодых учёных из германских университетов в первую очередь привлекали высокое жалованье и государственная поддержка научных опытов, которую предоставлял Санкт-Петербург. Пётр считал, что иностранцы сравнительно быстро воспитают первое поколение русских учёных. Известно его высказывание: «Я предчувствую, что россияне когда-нибудь, а может быть, при жизни нашей пристыдят самые просвещённые народы успехами своими в науках, неутомимостью в трудах и величеством твёрдой и громкой славы». Но для этого потребовалось не одно десятилетие – и конфликты между «немцами» и «природными русскими» тоже вошли в историю Академии XVIII века.

Ломоносов - ключевая фигура в истории АкадемииВ своём проекте Академии Пётр не копировал ни одно из учреждений, существовавших к тому времени в Европе. Ему представлялось нечто грандиозное, достойное необозримых просторов России. Пётр надеялся, что Академия станет не только центром теоретической науки, но и средоточием просвещения, штабом экспедиций, которые откроют нам богатства Русского Севера и Дальнего Востока. И – крупнейшим издательством. Словом, возлагал на это начинание немалые надежды. И самое удивительное, что, несмотря на скорую смерть императора, который не успел увидеть воплощение своего замысла, всё почти так и случилось. И в годы правления Екатерины I, которая благословила первое торжественное заседание Академии, и во времена Петровой дочери Елизаветы, которая придала Академии статус императорской, государство в России покровительствовало наукам. В елизаветинскую эпоху Михайло Ломоносов открыл при академии первую в России химическую лабораторию, в которой совершил немало открытий, он же создал «Риторику», открывал законы физики и слагал оды, в которых прославлял мирное и просвещённое развитие империи.

Ломоносов поднял Академию на историческую высоту. Подчас он боролся за свою правду не только с помощью элоквенции и стихосложения, но и кулаками, которые весили не меньше, чем ломоносовские ямбы. Но недруги преувеличивали горячность русского просветителя. Историк Сергей Соловьёв писал, рассуждая о елизаветинской эпохе: «У современников была привычка дурно отзываться об Академии, говорить, что она наполнена иностранцами. Забывали, что в Академии находится русский учёный, который один стоит многих-многих других и которого знаменитая деятельность неразрывно была соединена с Академией. Ломоносов без Академии, Академия без Ломоносова были немыслимы». Он оказался сильнее и судьбы, которая по рождению приговорила его к северному рыбацкому промыслу, и немецкой академической партии, которая не принимала задиристого русского учёного.

Набережная Невы близ Академии наукXIX век – не прошедший попусту для русской науки – для Академии был не лучшим временем. Всё большую роль играли университеты и императорские общества, в которых развивались различные науки – география, история, энтомология и так далее.

Высшей несправедливостью в истории Академии наук остаётся неизбрание её действительным членом Дмитрия Менделеева, который так и остался членом-корреспондентом. В конце XIX столетия на много лет во главе Академии встал великий князь Константин Константинович – не только генерал, но и поэт, и ценитель литературы. При нём в Академии появился «разряд изящной словесности» и почётными академиками были избраны Лев Толстой, Антон Чехов, Владимир Короленко…

Учёные в большинстве своём с воодушевлением приняли Февральскую революцию и с ужасом – Октябрьскую, но золотым временем Академии наук стало советское время. Социализм – это централизация всего и вся плюс вера в науку, которая заменила религию. Сергей Вавилов, Мстислав Келдыш, Анатолий Александров, право, были не менее важными фигурами в нашей советской истории, чем председатели Верховного Совета СССР. Каждый школьник знал их фамилии, миллионы людей знали президентов Академии в лицо. Да, это и впрямь была «страна мечтателей, страна учёных». Кстати, не самых лояльных и управляемых людей для любой власти. Но с ними считались – даже с ершистыми, с несговорчивыми. Разумеется, это не распространялось на Андрея Сахарова в ту пору, когда он стал откровенным противником советской власти и освистывал любое её решение – да так, чтобы непременно было слышно в Вашингтоне. Но и его никто не мог лишить академических регалий.

АН СССР стала наиболее независимой институцией в стране. Власть понимала это и не просто оказывала знаки внимания Академии, а гордилась ею, гордилась своей причастностью к научным победам советских физиков, химиков, биологов, лингвистов…

Президент Академии наук СССР Мстислав Всеволодович Келдыш (справа) на вручении Председателю Президиума Верховного Совета СССР Леониду Ильичу Брежневу Золотой Звезды Героя Социалистического Труда. Июнь 1961 года. Фотокопия. Ситников / РИА Новости

Замечательный историк науки Владимир Губарев рассказывал, как однажды в кулуарах какого-то важного приёма Брежнев увидел Келдыша. Он не просто подошёл к нему и учтиво, с поклоном, поздоровался, но и дождался, пока то же самое не сделают все присутствовавшие там члены Политбюро. И в этом не было фальши. Для Брежнева, для Косыгина Келдыш был едва ли не главным человеком в стране. И действительно: в стенах Академии в те годы было сделано многое. Эпитетов не хватит, чтобы подчеркнуть грандиозность замыслов и размах практической работы, которая оказалась достойной самых смелых мечтаний. Достаточно вспомнить о нашем атомном ледокольном флоте, о создании лазерных установок или об академических собраниях сочинений того времени – не только писательских. Нельзя недооценивать и вклад академических институтов в успех космической программы, в создание современного вооружения.

Академии и сегодня необходима не только финансовая, но и идеологическая государственная поддержка. Мы должны хорошенько понимать, что наука – дело важнейшее, чужим умом не прожить, а Российская академия, вступающая в свой четвёртый век, – это наше будущее. И надежд на просвещение сегодня не меньше, чем во времена Петра или Брежнева.

В ТЕМУ

К 300-летию РАН запланировано немало праздничных мероприятий, апофеозом которых станет торжественное заседание Президиума Российской академии наук. Оно состоится 8 февраля в Государственном Кремлёвском дворце.

Продолжение истории ИНИОН РАН в статье Светланы Погорельской  «После пожара»

Оставьте первый комментарий

Оставить комментарий

Ваш электронный адрес не будет опубликован.


*


1 × 5 =