НЕ ПРИЧАСТНЫЙ НИ К ЧЕМУ ГОРБАЧЁВ

К очередной годовщине событий в Вильнюсе января 1991 года…

В первой половине дня 7 января 1991 года я был у руководителя Администрации Президента СССР Болдина, когда на стоявшем у него на столе телефоне, по которому он связывался с Горбачёвым, загорелась красная лампочка: звонил глава государства. Я приподнялся, чтобы, как в таких случаях полагалось, стремглав покинуть кабинет, но Валерий Иванович, одной рукой подняв трубку, другой сделал жест, мол, оставайтесь на месте. Так я стал невольным свидетелем разговора, имевшего, без преувеличения, исторические последствия.

Впрочем, услышал я только реплики Болдина:

– Слушаю, Михаил Сергеевич… Понял… Хорошо, сейчас сделаю…

Положив трубку, Валерий Иванович нажал кнопку громкой связи с сидевшими в приёмной помощниками:

– Срочно разыщите и пригласите ко мне Язова, Крючкова и Пуго!

Только мы с Болдиным возобновили беседу, как из предбанника раздался ответный звонок:

– Пуго выступает на заседании Верховного Совета, но вашу просьбу ему передадут. А Крючков с Язовым скоро будут…

Внутриполитическая обстановка в СССР накалялась на глазах. Донесения, поступавшие из КГБ, МВД и ЦК КПСС в Службу информации президента, которую я тогда возглавлял, звучали всё тревожнее, а тут президент поручает руководителю своего аппарата срочно вызвать глав трёх силовых ведомств…

Вернувшись в отведённое нам помещение в здании на Старой площади, я с четырьмя другими сотрудниками Службы информации президента продолжил подготовку утренней сводки важнейших событий для Горбачёва. Один из коллег, прикомандированный из «Красной звезды» В. К., работой себя не утруждал. Наскоро накропает пару страниц, сдаст мне на дальнейшую обработку – и надолго исчезнет под тем или иным предлогом. Вернётся из очередного хождения по коридорам власти – и с придыханием сообщает:

– Столкнулся сейчас нос к носу с Руцким… Представился ему, и он мне руку пожал…

Вот и в тот январский день 1991 года В. К. оставил мне свои каракули – и опять шмыг в коридор, якобы на перекур. Минут через десять чуть не бегом возвращается в наш кабинет. Физиономия от возбуждения перекошена, слова под стать его походке скачут вприпрыжку:

– Ко-го-я-толь-ко-что-встре-е-е-тил…

– Неужто Михал Сергеича? – в тон ему сказал подтрунивавший над ним Ю. К.

 – Министра обороны товарища Язова! – выпалил неутомимый искатель сановных знакомств. – Стою около лифта, курю, вдруг створки кабины открылись, а там – сам Дмитрий Тимофеич. Из лифта вышел – и замер, соображая, куда идти дальше. Я строевым шагом к нему подхожу и докладываю: «Товарищ маршал Советского Союза! Разрешите представиться: полковник имярек…». А он на меня только зыркнул и молча проследовал в кабинет Болдина.

Отрапортовав об увиденном, В. К. снова отправился на ловлю счастья и чинов, и я наверняка бы забыл этот эпизод, если б не последующие события в Вильнюсе.

10 месяцами раньше литовские националисты объявили свой край независимым. Началось противостояние местной и центральной властей, причём инициативой владели сепаратисты, поощряемые А. Н. Яковлевым и поддерживаемые Западом, а также оппозиционно настроенными к Горбачёву силами в Москве. Ещё за полгода до того, как «Саюдис» пришёл в Литве к власти, Ельцин в интервью американскому ТВ призвал «дать им [прибалтам – Авт.] экономический суверенитет и экономическую независимость, права, хозрасчёт. А дальше они пусть сами решают, выходить из состава СССР или не выходить». В марте 1990 года Литва провозгласила независимость, после чего Ельцин и Ландсбергис встретились в Москве. Встретились, по словам лидера «Саюдиса», «вполне конспиративно» и провели «исчерпывающий разговор». Двумя месяцами позже Ельцин приободрил и латвийских националистов: «Надо разрушить этот вертикальный жёсткий стержень. Разрушить – и идти на прямые связи добровольных, суверенных, независимых государств, на договоры, которые не диктовались бы из Центра». Ещё через месяц лидер тех, кого наш народ впоследствии окрестит дерьмократами, бросит клич и внутрироссийским раскольникам: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить!».

Это придало смелости и литовским сепаратистам. В ответ на их всё более наглые действия Москва ограничивалась грозными (на бумаге) предупреждениями. Весной 1990 года в интервью британской газете «Дейли мейл» Ландсбергис заявил: «Горбачёв… в течение двух лет наблюдал за ростом нашего движения за независимость. Он мог бы остановить его в любой момент… Но он его не остановил».

Наконец, 8 января 1991 года, на следующий день после того, как Горбачёв дал Болдину указание вызвать руководителей трёх основных силовых ведомств, началась переброска в Литву бойцов ВДВ и спецподразделения «Альфа». Дальнейшее впору описать поговоркой «Дело ясное, что дело тёмное». В ночь на 13 января в Вильнюсе при штурме советскими военнослужащими телевизионной башни погибли 13 литовцев и один из присланных Москвой спецназовцев. Всю вину власти Литвы свалили на советское руководство, и эту версию безоговорочно приняли на веру как на Западе, так и те в нашей стране, кто исповедовал принцип «в борьбе за власть все средства хороши».

Трагедия в Вильнюсе случилась в выходные. Выйдя в понедельник, 14 января, на работу, я и мои коллеги из Службы информации Президента СССР стали ждать официальной реакции Кремля. Вильнюсскому кровопролитию предшествовали аналогичные события в Тбилиси (апрель 1989 года) и Баку (январь 1990-го). В обоих случаях Горбачёв заявил: знать не знаю, ведать не ведаю, как это произошло. Не изменил себе глава государства и на сей раз. «Сегодня Верховный Совет начался, конечно, с Литвы, — вечером того же дня записал в своём дневнике помощник Горбачёва по международным делам Анатолий Черняев. – Лживые, не по существу дела, объяснения Пуго и Язова. А после перерыва – сам Горбачёв: косноязычная, с бессмысленными отступлениями речь… Сплошное фарисейское виляние. И нет ответа на главный вопрос… Стыдно было всё это слушать».

Итак, в третий раз менее чем за два года в трёх союзных республиках: Грузии, Азербайджане, а теперь и в Литве, – попытка московских властей приструнить националистов закончилась кровопролитием. И каждый раз глава государства (если ему верить) был ни при чём, силу якобы применили без его ведома и согласия. Но тогда, по логике вещей, действия руководителей Министерства обороны, КГБ и МВД СССР были самоуправством, граничащим с государственным преступлением. Они, однако, свою вину не признали, а глава государства их даже не пожурил.

Была во всём этом ещё одна сторона дела – моральная. Верных слуг Отечества трижды послали в бой, из которого кое-кто из них вернулся покалеченным, а иные – в гробу. И трижды верховный главнокомандующий –Горбачёв сделал их козлами отпущения, фактически – предал.

После штурма вильнюсской телебашни прокуратура Литвы возбудила уголовное дело, обвинив в попытке совершения государственного переворота десятки людей. Литовская прокуратура приглашала выступить свидетелем и бывшего президента СССР, на что выпускник юрфака МГУ ответил: мол, всё, что знаю, я уже рассказал в многочисленных интервью. В одном из таких интервью – «Московскому комсомольцу» (28.06.1995) Горбачёв всю ответственность свалил на Крючкова и Язова: «…уже не считалась с президентом эта сволота. Но я-то думаю, что они хотели навязать мне свою бандитскую логику, повязать Горбачёва кровью, поставить перед фактом».

Александр ПАЛЛАДИН.