Как «дипломатический академик» отстаивал интересы СССР.
115 лет назад, 18 июля 1909 года, родился Андрей Андреевич Громыко. Мальчик из белорусского села стал одним из вершителей мировых судеб и настоящим интеллигентом, дипломатическим академиком. Так бывало в ХХ веке – и, надеемся, будет впредь.
Ему довелось оставаться на гребне международной политики и в годы Великой Отечественной и холодной войн, и во время разрядки, к которой Андрей Андреевич имел непосредственное отношение, и в период нового ожесточения в «войне миров». А в последние годы он стал свидетелем (и не безмолвным!) горбачёвского поворота к новой стратегии, которая полностью противоречила принципам Громыко.
Как у Ломоносова, у Громыко были свои «врата учёности» – любимые книги. Он находил их в сельских библиотеках, выписывал из городских. Не прекращал читать (в том числе об искусстве) и в годы напряжённой работы в политическом вихре. Мало кто из политиков был таким книгочеем. Он неизменно читал и «Литературную газету» – даже ссылался на некоторые статьи на заседаниях Политбюро.
Великая Отечественная по семье Громыко прошлась кровавым катком. Двое братьев Андрея Андреевича погибли, третий умер от ран. Сын министра вспоминал, как отец признавался ему: «Когда я веду переговоры с немцами, то, случается, слышу за спиной шёпот: «Не уступи им, Андрей, не уступи, это не твоё, а наше». Уступать он не умел. Не тот характер. Не повышая голоса, Громыко отстаивал интересы Советского Союза так, что никто не мог усомниться: это не просто представитель сверхдержавы, а один из её стратегов.
Почти 30 лет он возглавлял Министерство иностранных дел. Стал в те годы и членом Политбюро ЦК КПСС, и заместителем председателя Совета Министров Николая Тихонова, и дважды Героем Социалистического Труда. Пережил несколько крупных международных кризисов, начиная с Карибского и завершая ситуацией вокруг сбитого над Сахалином боинга, – но никогда не терял контактов с ведущими политиками мира. В брежневские времена, когда Громыко доверяли, не ограничивая его влияние на внешнюю политику, он превратил МИД в отлаженную корпорацию, в которой тон задавали самые компетентные и опытные. Когда Громыко появлялся на заседаниях ООН, выстраивалась очередь, чтобы пожать ему руку, – коллеги из разных стран отлично понимали, что собой представляет этот сдержанный человек в чёрном костюме.
Вошла в поговорку жёсткость и неуступчивость Громыко, который постоянно вёл самые сложные переговоры, отстаивая интересы нашей державы, – подчас продвигался вперёд на миллиметр, но в большой политике мелочей не существует. При этом ко многим своим визави относился с уважением, а раздражения не демонстрировал. Даже в годы афганского кризиса, когда потребовалось особое дипломатическое мастерство, ведь тогда от Москвы (правда, на короткое время) отвернулись даже некоторые союзники.
Громыко считал, что итогом удачных переговоров может быть только подписание документа, который к чему-то обязывает партнёров. Конечно, и договоры нередко не исполняются… Но во времена Громыко наш «стратегический противник» аккуратно следовал даже нератифицированным соглашениям. Согласия между Москвой и Вашингтоном по любому вопросу было добиться непросто – и на высшем уровне договоры сомнениям не подвергали.
Весной 1985 года Громыко сделал выбор: поддержал Михаила Горбачёва в борьбе за власть. Он не идеализировал его, видел слабые стороны нового генерального секретаря ЦК. Но поначалу перевешивали достоинства: молодость, хорошее здоровье, способность работать энергично. И встречи с президентом Рейганом в Женеве и Рейкьявике Горбачёв провёл во многом по-громыковски.
Но Громыко не мог принять торжества дилетантов, которому способствовал новый генеральный секретарь, поставивший во главе МИДа Эдуарда Шеварднадзе, не имевшего никакого опыта международной работы. Громыко понимал, насколько опасна для государства война с собственным прошлым, которую начали тогдашние журналисты с благословения политиков, да и сами политики, заговорившие в официальных речах о «застое», пагубной «командно-административной экономике» и о давно преодолённом к тому времени «культе личности Сталина». Но самое важное – он видел, что в перестроечной суматохе инициативу перехватывают дилетанты, хотя в стране хватало и сильных управленцев, и дельных научных сотрудников. Но настало время, когда для Горбачёва любой, за редким исключением, компетентный человек становился «догматиком».
Пожалуй, в последний раз Громыко сделал попытку повлиять на большую политику в марте 1988 года, когда члены Политбюро в отсутствие Горбачёва обсуждали публикацию Нины Андреевой в «Советской России». Её считали «манифестом антиперестроечных сил». В перерыве съезда колхозников «вожди» высказывались об андреевской статье, и Громыко говорил кратко, но веско. Мол, давно пора прекращать очернение прошлого, пора заниматься насущными проблемами. Правда, Горбачёв, вернувшись из Югославии, подавил этот «бунт».
Члены Политбюро свято подчинялись партийной дисциплине. Громыко уже ожидала отставка. На пенсии он проживёт только год. Успеет написать два тома мемуаров «Памятное», в которых не выдал секретов и не бросил тень на политику своей страны – даже когда был с ней не согласен. И всё-таки там есть ценнейшие свидетельства и о войне, и об учреждении ООН, и о том, как готовилась разрядка. Запечатлелся там и характер Громыко – аналитика, человека, занимавшегося делом, которое знал и понимал досконально. Громыко умер летом 1989 года, до распада Советского Союза, даже до отмены шестой статьи. Тогда ещё можно было надеяться на сохранение и возрождение большой страны, хотя политика Горбачёва и его окружения уже вызывала тревогу.
Для современной России внешняя политика Громыко – один из фундаментальных образцов. Наши лучшие дипломаты чувствуют себя если не его учениками, то продолжателями. Конечно, в нынешних условиях невозможно копировать политику Громыко. Он непременно припомнил бы Гераклита: нельзя в одну реку войти дважды. Громыко и сам проделал эволюцию, подчас подстраиваясь под ситуацию, которая менялась, причём нередко по инициативе Андрея Андреевича и его соратников. Жаль, что сегодня нельзя с ним посоветоваться – уж он-то разобрался бы в современных хитросплетениях международной политики. Но изучать наследие политика – значит отчасти и советоваться с ним. И в этом смысле для нас нет ничего невозможного.
Было время, когда наша официальная историография и идеология, которой вроде бы нет, но она существует, игнорировали роль послевоенных управленцев в судьбах нашей страны и мира. Для них придумали клеймо – «застойные явления». А ведь это талантливейшее поколение, в котором Громыко – звезда первой величины. Сегодня стало ясно, с каким трудом Советскому Союзу удалось превратить военные победы 1945 года в политический капитал, который до сих пор нам служит. Это результат кропотливой работы, оправданного риска и умения последовательно проводить намеченную стратегию. Непревзойдённым мастером этого искусства был Андрей Андреевич Громыко. Нет сомнений – он достоин памятника в Москве. В тихом сквере, где можно будет, расположившись на лавочке, поразмышлять. А студенты будут заглядывать туда перед экзаменами. Не Андрею Андреевичу, а нам нужен такой памятник.
Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ.
Оставьте первый комментарий