Случайная встреча с легендарным разведчиком, который был автором «ЛГ».
Всё дальше уходит от нас советское прошлое, всё меньше остаётся участников исторических событий ХХ века. И тем ценнее воспоминания о том времени, о людях, то время определявших. Есть что вспомнить и писателю, ветерану Службы внешней разведки Михаилу Любимову.
Накануне Всемирного фестиваля молодёжи и студентов 1957 года по линии Комитета молодёжных организаций в Москву прибыла делегация, в составе которой были англичанин Питер Ватерман и гватемалец Рикардо Рамирес. Я, тогда студент МГИМО, был у них переводчиком. Гости посетили ВГИК и встретились с блистательной Людмилой Гурченко, недавно прогремевшей в «Карнавальной ночи». Но только через много лет я узнал, кем на самом деле были Ватерман и Рамирес.
Несколько штрихов о тогдашней обстановке. После ХХ съезда КПСС политика мирного сосуществования стала стимулом для резкого роста международного туризма. На иностранцев тогда смотрели как на инопланетян, на чудо и принимали их по самому высшему классу. Как-то я был переводчиком туриста-шведа, и нашему питанию с чёрной икрой и балыками позавидовали бы короли. В Ташкенте скромного шведа встречали местные большие начальники, а возникший тут же сотрудник КГБ приказал мне ни в коем случае не подпускать шведа к рельсам, мостам и прочим стратегическим объектам. Но шведу было не до рельсов: при столь обильной трапезе его куда больше волновала проблема туалетов, вернее, почти полного отсутствия оных. Как-то на аэродроме бедный швед в судорогах бросился в деревянный туалет, резко рванул дверь, и оттуда выпал возмущённый полковник, державший рукой дверь, поскольку не было крючка…
Фестиваль проходил, я бы сказал, на возвышенном уровне. Разинув рты, москвичи смотрели, как иностранцы отбивали рок-н-ролл, девушки познавали впервые прелести негров, а переводчиков инструктировали, как уберегать взоры гостей от вида развешанного белья, – хотя в том же Неаполе бельё висит на каждом углу. Делегацию шведов увезли в гостиницу «Алтай», там они сразу обожрались икрой, стерлядью и осетрами, да так, что не вылезали из туалета.
Но вернёмся к моим героям.
Как-то англичанин Ватерман попросил меня свозить его к журналисту Семёну Ростовскому, с которым его отец в своё время дружил в Лондоне. Искомое лицо проживало в коммуналке в Шмитовском проезде, недалеко от Тестовского посёлка. Комната была сплошь уставлена книгами. В те времена я с жадностью читал Кампанеллу, Томаса Мора, Маркса и Энгельса, Ленина, Сталина, все партийные документы, восхищался аскетизмом и жертвенностью революционеров. И вот я вижу такую богатую библиотеку, хозяин которой удивительный интеллектуал, да ещё работавший за границей! А в то время немногие советские люди ступали на запретные заграничные земли. Помнится, ещё в школе, в Куйбышеве, мы с другом бегали взглянуть на папу знакомой девочки, приехавшего из таинственного зарубежья. Папа, увы, оказался не симбиозом Ильи Муромца с Эйнштейном, а низкорослым и непримечательным брюнетом…
Я быстро забыл о визите в Шмитовский проезд. Но позже, когда я служил во внешней разведке, Ким Филби, один из участников легендарной «кембриджской пятёрки», сказал мне, что встречался с «нашим другом Ростовским» в Лондоне. Оказалось, Ростовский – наш известный публицист Эрнст Генри, работавший в разные времена под разными псевдонимами, активно публиковал в «Литературной газете» материалы на международные темы.
Единственный сын из десятерых детей витебского торговца льном и спичечного фабриканта Абрама (Аркадия) Моисеевича Хентова ещё учеником гимназии увлёкся политикой. В 1917 году перебрался в Москву. Весной 1920 года побывал в Слуцке и Бобруйске, почти месяц просидел в польских тюрьмах, но вскоре вернулся в Москву и работал в Коммунистическом интернационале молодёжи в качестве курьера Вилли Мюнценберга и Альфреда Куреллы. В 1922 году он был уже сотрудником отдела международных связей Коминтерна, а позже служил в советском постпредстве в Берлине.
Одним из начальников Эрнста был Вилли Мюнценгберг, главный вербовщик и авантюрист разведки Коминтерна. Именно он завербовал профессора Кембриджа Добба, у которого учился Ким Филби. После аншлюса Австрии Вилли поехал в Вену для организации сопротивления фашизму. Вилли и погиб во время одной из своих боевых командировок, тайна его гибели не раскрыта и сегодня.
В 1933 году Эрнст Генри оказался в Англии, работал в Soviet War News и еженедельнике Soviet War News Weekly, где публиковались материалы, присланные из Москвы. Я не видел документов о принадлежности Ростовского к нашей разведке, но, бесспорно, он был с нею связан и считался видным коминтерновцем. На одном из фото он стоит рядом с самим Молотовым – снимок сделан в советском посольстве во время рискованного визита Молотова в начале войны в Лондон.
В разгар репрессий 30-х го¬дов резидентура советской разведки в Лондоне была обескровлена, немногочисленных сотрудников отзывали в Союз, арестовывали и расстреливали как врагов народа. При таком бардаке к работе с ценной агентурой приходилось привлекать преданных делу функционеров Коминтерна, каким был и «товарищ Ростовский».
Были в его активе и громкие пропагандистские акции. В январе 1942 года Генри при содействии агента «кембриджской пятёрки» Гая Бёрджесса, работавшего в Би-би-си, выступил с радиообращением о Восточном фронте и призвал скорее открыть второй фронт.
Немцы не могли его не заметить. Согласно представленному на Нюрнбергском процессе трофейному документу, Ростовский занимал третье место – после премьер-министра Черчилля и архиепископа Кентерберийского Космо Гордона Лэнга – в гестаповском «чёрном списке» лиц, которых следовало арестовать во время высадки вермахта в Англии в рамках операции «Морской лев». Правда, в этом немецком списке было примечание: «местонахождение Ростовского неизвестно».
В 1951 году Ростовский вернулся в СССР. В 1952 году работал старшим редактором английского отдела Совинформбюро и Радиокомитета под псевдонимами Лосев и Леонидов. 2 марта 1953 года Ростовского арестовало 2-е Главное управление МГБ СССР по подозрению в шпионаже – это было связано с «делом Майского», советского посла в Лондоне. Но 13 февраля 1954 года Ростовский был освобождён, предположительно по ходатайству Молотова, и позднее реабилитирован. После 1956 года Ростовский работал в Институте мировой экономики АН СССР, «мозговом центре» международного отдела ЦК КПСС.
Скончался товарищ Ростовский на 87-м году жизни, 4 апреля 1990 года в Москве.
А гватемалец Рамирес так и остался бы в моей памяти «поваром» и весёлым рассказчиком анекдотов, если бы после одной публикации о московском фестивале я не получил послание от знакомого историка: «Этот Рамирес – команданте Роландо Моран!»
Да, это был гватемальский революционер, командующий Повстанческими вооружёнными силами и Партизанской армией бедняков, руководитель партии Гватемальское национальное революционное единство Рикардо Арнольдо Рамирес де Леон.
Родился Рикардо в семье полковника гватемальской армии. После школы в 1946–1948 годах учился в сельскохозяйственном училище, изучал право в Университете Сан-Карлос в Гватемале. Переболел туберкулёзом и в результате операции потерял одно лёгкое, что не помешало ему активно заниматься политикой. В 1949–1951 годах он возглавлял профсоюз железнодорожников, вступил в компартию Гватемалы, подружился с Эрнесто Че Геварой, личные отношения с которым сохранялись вплоть до гибели Че в 1967 году.
Когда к власти в Гватемале пришёл диктатор, Рикардо ушёл в подполье, с 1972 по 1997 год был одним из организаторов и главнокомандующим 250-тысячной Партизанской армии бедняков (ПАБ), и с тех пор его стали называть «команданте Моран».
28 декабря 1996 года Моран вышел из подполья и 29 де¬кабря вместе с президентом страны Альваро Арсу подписал соглашение о заключении мира, прекращении гражданской войны и гарантиях индейскому населению – за это Моран и Арсу через год были удостоены премии мира ЮНЕСКО.
Михаил ЛЮБИМОВ
Оставьте первый комментарий