ВАМ И НЕ СНИЛОСЬ

Автомобили на дровах

До 38-го года мы жили на удалённом хуторе. Пока в Асино учился, жил в чужой семье, у Королёвых, нас поили, кормили, а в субботу и воскресенье мы ходили домой за 10 километров. После 7-го класса начали работать в колхозе, боронили землю, пололи, заготавливали сено. В начале 1941 года в Асино открылась школа фабрично-заводского обучения, и нас, как хороших колхозников, отправили туда учиться пилить лес. А потом меня перевели в посёлок лесозаготовителей Тунгусский Бор. Сосны там огромные, в два обхвата, ровные, как свеча. Автомобили, на которых нас везли, работали на дровах. Вы и не поверите, что такие машины были. Платить нам ничего не платили, но кормили. Здесь на 14-й день после нападения Гитлера нам объявили, что война началась. После этого за выполнение плана стали строже спрашивать.

Подходит осень, и мы решили оттуда втроём бежать. Двое пареньков из Кемеровской области и я. Я был организатор. Куда бежать? Мы в школе учились, где север, где юг – знаем. Пошли на юг. Ни хлеба, ни мяса, о деньгах и говорить нечего. Шли три дня, тайга кончилась, вышли к деревне, смотрим, люди картошку убирают. Они ушли, а мы погрызли эту картошку – жрать-то хотим.

Потом дедушку встретили, спросили, как в Асино пройти. Дома на хуторе меня ждала повестка, она, оказывается, ещё в августе пришла. Я хватаю эту повестку  – и в военкомат.

И поехали мы на фронт

В военкомате не спросили, почему так долго не приходил. Там нас уже много призывников собралось со всего района, спали в церкви на полу. Затем повезли нас в Томск, в Лагерный сад. Мы не знали, что это за Лагерный сад, думали, тюрьма, что ли. На инструментальном заводе нас помыли-побрили. Зачислили в артиллерийское училище, учили стрелять – мы ведь ничего не умели, деревня. В конце декабря приглашают нас в Дом офицеров. Говорят: «Формируется в Томске 284-я дивизия, мы вас не посылаем, но и не держим». Мы все подняли руки – такое было воспитание. Меня почему-то определили в разведчики, и поехали мы на фронт, в Касторное.

Редкое фото в годы войны

Подразделение, где я служил, занимало позицию на возвышенности – определяли огневые точки противника, давали целеуказания. Внезапно метрах в двухстах появились немцы. То ли мина, то ли снаряд, не знаю, только командира взвода – в клочья!..

Началось беспорядочное отступление, уходили, кто как мог. Помню, нас, около ста человек, гнали по полю 5–6 немецких танков. С нами замполит был. Он говорит: у меня компас есть и карта – пойдём на Воронеж. Идём, а нам навстречу – местные: в городе немцы! Решили взять севернее города. Вышли к своим. Нас тут заградотряд и поймал, в службе «Смерть шпионам!» (Смерш) отобрали документы, карабины, дали лопаты копать ровики и поставили часового нас охранять. Стали вызывать на допросы: по одному, по двое, а то и всей группой. Сличали показания. Дня два в этой яме под ружьём просидели. Потом стали на кухню отправлять – картошку чистить. Наконец после допросов, кухни – приказ: «К орудию!»

В составе 121-й стрелковой дивизии прибыли под Воронеж. В городе – немцы, а неподалёку от города в здании сельхозинститута – наши. Немцы атаковали, мы отбивались. Наш взвод артразведки занимался привязкой огневых позиций, искал цели. В Воронеже был высокий храм. И мы заметили: по ночам оттуда фонариком сигналы передают, цели указывают. Командир дивизии приказал выкатить на позиции 203-миллиметровые гаубицы – этими гаубицами и накрыли церковь.

Война мне иногда снится. Были дни – кушать нечего было. Три кусочка хлеба иногда на сутки давали. Ночью зимой в окопах рубашка к телу примерзала. Если мы в обороне, делали землянки. Выроем яму, срубим деревья, накатаем ряд брёвен, засыплем – это называлось землянка. То, что мы перенесли, вам и не снилось.

С весны 43-го началось наступление. Взяли Касторную, Курск. Затем начались бои на Украине. Взяли Тернополь, Проскуров, Львов. Участвовали в Ясско-Кишинёвской операции. Потом вошли на территорию Польши. Освободили Краков, Катовице. Но поляки всё равно на нас как на дикарей смотрели. Даже насмехались: заходили сзади и смотрели – нет ли у нас хвостов… В одиночку по улицам нам запрещали ходить – поляки убить могли.

А вот чехи встречали хорошо. В каком-то городке привезли нам паёк – хлеб. Такой… ну, как сапог! Чехи увидели, говорят: давайте мы своим заменим! И принесли белого хлеба. Потом попросили мы у них мяса. Так глядим – они чуть не целое стадо ведут. Куда? Нам двух голов за глаза!

Парад Победы

Такая страшная война шла, столько солдат гибло, и наших, и немцев. А за границей будто никакой войны и нет. Магазины торгуют, столовые работают. Нам давали деньги заграничные, польские злоты, чешские кроны, немецкие марки. Но нам почему-то всё за половину продавали. Там мы уже почти не воевали. До Австрии дошли, и стали нас собирать на Парад Победы.

Герой Советского Союза генерал-лейтенант Бондаренко пятерых из части отобрал. В Москве выдали парадную форму, и мы каждый день на плацу по 10–12 часов маршировали. Мы ведь ходить не умели, мы воевать умели. Построили нас на параде как раз напротив Мавзолея. Сталин поднялся, Ворошилов, Калинин, все. Начался парад, идём, а народ плачет. Мы серьёзные идём. Командиры нам: улыбайтесь, ребята. Мы стали улыбаться.

После парада отправили обратно по частям. В 46-м году командировали бандеровцев бить, а с Западной Украины направили на Урал. Самая дорогая для меня награда – медаль «За победу над Германией». Её мне перед Парадом Победы вручили. И удостоверение к медали необычное, «парадное».

В 47-м году – демобилизация. Приехал в Томск, здесь у меня жили бабушка и тётка, а на работу устроиться не могу. «Вы из сельхозрайона, – спрашивают, – вот туда и поезжайте. Кто вместо вас будет кормить рабочий класс и Красную армию?» В колхоз меня с удовольствием взяли, выбрали председателем. Денег мы не видели, работали за трудодни. И всё равно жили, и даже лучше, чем в городе. В колхозе были одни женщины молодые. С ними я и поднял хозяйство. 33 года там отсеял, отпахал, а потом переехал в город и устроился на Томский подшипниковый завод, где тоже 33 года отпахал. Так что общий стаж у меня получился больше 66 лет.

Об Украине и Бандере

А что касается Украины и происходящего там теперь – на Украине продолжается Великая Отечественная война. Скажу так: бандеровцев мы никогда в плен не брали. Немца в сторонку, а этих сразу в расход, к стенке. Сами немцы удивлялись жестокости бандеровцев, а теперь бандеровцы пришли к власти на Украине. Перевоспитывать их бесполезно, очень они жестокие. Если б Сталин не был таким мягким по отношению к ним, на Украине националистический переворот не случился бы и 24 февраля нам бы не пришлось туда заходить.

Нам так говорили: разведчик воюет не за ордена и медали, а за Отечество. Меня часто спрашивают: страшно было в бой идти? Очень страшно, но, когда пошёл, уже нестрашно.

Про Калашникова слыхали, который автомат придумал? Я с ним воевал. Высадился как-то немецкий десант. Обычно есть специальные бригады, чтоб их уничтожать, но тут почему-то послали нас, разведчиков. Был приказ гранаты не применять, вражеское оружие собрать. И Калашникова тогда тоже с нами послали. Когда мы сдавали оружие, нас приглашают в оружейный отдел, агитируют к ним переходить. Я отказался, говорю, что я колхозник, с железом не привык работать. А Калашников дал согласие. Тогда он был старшим сержантом, как и я, а потом стал генерал-лейтенантом, даже Героя дали. Тот бой, похоже, и стал для него поворотным.

На 70-летие Победы я у Путина был, в Георгиевском зале нас принимали. А сейчас у меня одна мечта – дожить до восьмидесятилетия Победы, это теперь моя самая главная задача.

Монолог записал
Андрей СОТНИКОВ,
Томск

_________________

«ЛГ» — досье: