ДАТА, ВЫПАВШАЯ ИЗ КАЛЕНДАРЯ

3041043 02.03.1917 Февральская буржуазно-демократическая революция в России. Митинг революционно настроенных солдат и матросов в Петрограде. Весна 1917 года. Кадр кинохроники. РИА Новости / РИА Новости

Не стоит забывать об уроках Февральской революции…

В пухлом, на 570 страниц, «Календаре коммуниста за 1926 год» в списке из пяти революционных праздников 12 марта (27 февраля по старому стилю) значится: «День низвержения самодержавия», и адресует к Февральской революции. В ещё более пухлом «Календаре коммуниста на 1930 год», в тысячу страниц, 12 марта ничем знаменательным не отмечено. Но события с 24 февраля и по 2 марта (15 марта по новому стилю), когда случилось отречение царя от престола за себя и наследника, имели далеко идущие последствия не только для нашей страны.

Понятно, почему одна из чрезвычайной важности дат в нашей истории оказалась вычеркнутой из «Календаря коммуниста».

Понятно, с какой ревностью относилась власть, рождённая Октябрём, к праву именовать Октябрьскую революцию всемирно-историческим событием, каковым оно, в сущности, и является, и отказать в этом праве другой революции – Февральской.

Мог ли случиться «Октябрь», если бы ему не предшествовал «Февраль»? По-моему, ответ может быть только один – нет.

Ревность большевиков понятна. Если мы в школе говорили, что Октябрьская революция покончила с царизмом, нас не поправляли. Но покончила-то Февральская. Желательно было помнить имена Подвойского и Антонова-Овсеенко, который «мечет флажки» (Маяковский) на карте Октябрьского восстания. Имён Родзянко и Милюкова, Гучкова и Шульгина, сымпровизировавших подписание Николаем II отречения от престола.

О том, что государыня императрица давно и дальновидно предлагала императору и супругу повесить Гучкова и Керенского, сдавать чем-то недовольных студентов в солдаты и, конечно, слушаться советов «нашего Друга», каковым был чудодей из Тобольска, в школе тоже не рассказывали.

А ведь это интереснейшие события из предшествовавших Февральской революции, но они стали достоянием учёных мужей, были уведены в тень рядом с ярким светом Октября, осветившего путь в будущее… Правда, только на семьдесят лет. Но не на месяц, как предрекали не принявшие «октябрьский переворот», и не на семьдесят дней, как Парижская коммуна.

И вот вопрос. Тридцать лет, жизнь целого поколения (!), прошли после падения власти коммунистов, что же теперь мешает восстановить в нашем историческом календаре великую дату во всех правах, и прежде всего в праве на осмысление?

Как же случилось, что на плечах далеко не первой в Европе буржуазно-демократической революции (другого имени февральским событиям в Петрограде не ищу), как же именно эта революция привела к власти «диктатуру пролетариата», как поименовала себя власть Коммунистической партии большевиков.

Почему не удержали власть те, кто победил в Феврале?

С чего началось? Одни говорят, с рокового отъезда государя в Ставку в Могилёв 23 февраля, другие – с перебоев с хлебом в Петрограде, с неверных назначений, с пропавших телеграмм министра внутренних дел Протопопова царю в Ставку о положении дел в столице, и т.д.

Не то что великие, просто серьёзные катастрофы не случаются по одной причине.

Линкоры не должны взрываться от брошенного окурка. Авиалайнеры не должны падать от плохо завинченной гайки. Государственный строй, хоть и самодержавие, не может рухнуть ни от хлёстких статей в прессе, ни от подозрений в измене государыни, брошенных с трибуны Госдумы, ни от скопления в столице избытка войск, не желающих идти на войну, ни от хлебных очередей, выстояв которые можно было уносить хлеба в двух руках… В воюющей России карточек не было!

Всё началось значительно раньше, и корни надо искать, разумеется, значительно глубже.

«Самодержавие есть форма правления отжившая, могущая соответствовать требованиям народа где-нибудь в Центральной Африке, отделённой от всего мира, но не требованиям русского народа, который всё более и более просвещается общим всему миру просвещением. И потому поддерживать эту форму правления и связанное с нею православие можно только, как это и делается теперь, посредством всякого насилия: усиленной охраны, административных ссылок, казней, религиозных гонений, запрещения книг, газет, извращения воспитания и вообще всякого рода дурных и жестоких дел»…

Эти слова написаны 74-летним писателем и посланы 34-летнему императору Николаю II 16 января 1902 года. До убийства царя и расправы с его семьёй оставалось ещё двенадцать с половиной лет.

Автор письма Николаю II, провозгласивший истинно христианский девиз «непротивление злу насилием», революционером не был, более того, уже в 1902 году предупреждал царя о смертельной опасности, которая грозит ему и его близким. Но глубокая мысль и прочно аргументированные предупреждения графа Льва Николаевича Толстого для Высочайшего семейства оказались не так авторитетны, как мудрость тобольского «старца» Григория Ефимовича Распутина…

На письмо Толстого царь не счёл нужным ответить. Какие ему в этом случае дала советы мудрая государыня, сказать трудно, но обращение к её «доброму Ники» этого безумного старика «Любезный брат!», скорее всего, вызвало её возмущение и гнев. «Твой народ тебя обожает!» – надо думать, по-английски напомнила государыня.

И на этот счёт знаток не только человеческой природы, но и психологии толпы Лев Толстой пытался избавить самодержца от иллюзий: «Вас, вероятно, приводит в заблуждение о любви народа к самодержавию и его представителю – царю то, что везде при встречах Вас в Москве и других городах толпы народа с криками «ура» бегут за Вами. Не верьте тому, чтобы это было выражением преданности Вам – это толпа любопытных, которая побежит точно так же за всяким непривычным зрелищем».

Но как не поверить громогласным ура, сохранилась даже звукозапись и сердечный ответ царя: «Спасибо за парад!» И фотографии сохранились, где заполненная людьми Дворцовая площадь коленопреклонённо приветствует венценосную чету, появившуюся на балконе Зимнего дворца в день начала последней для этого царя войны. Трудно не поверить своим глазам и поверить полубезумному, по признанию окружающих, графу.

Конечно, у каждой социальной катастрофы сумма своих причин, но, по моему убеждению, есть и одна общая.

Возможность падения власти вырастает прямо пропорционально уверенности власти в своей незыблемости.

Разве надо за примерами далеко ходить?

Оглянемся на тридцать пять – сорок лет назад. В правящей партии под двадцать миллионов человек, членов и кандидатов в члены. Двадцать один миллион комсомольцев на 1 июля 1991 года! На 286 миллионов населения в СССР в 1990 году (с детишками и стариками) – 40 миллионов взрослого активного народа в партии или в рядах «верных помощников» партии! В 1917 году в партии Ленина состояло по всей России 250 тысяч человек. Парторганизация большевиков Петроградской стороны в октябре 1917 года – 4 человека! И взяли власть! В СССР в партии Ленина и Ленинском комсомоле – 40 миллионов, и власть потеряли.

Да и на человеческом уровне не самообольщение ли своей властью сопутствовало падению Павла Первого и тех же Керенского, Хрущёва, Горбачёва?..

Уроки Февраля, да и Октября, в высшей степени поучительны.

Самодержавие изжило себя изнутри и неспособно было это осознать. А если бы и было на это способно, то уже не было бы самодержавием, стало бы чем-то другим. Но не стало. Рухнуло, в сущности, от причин вовсе не внешних, все внешние причины были одолимы, рухнуло от собственной слепоты, от самообольщения, от вида коленопреклонённых и кричащих «ура!»

А главный источник, питающий заблуждение относительно беспредельности своей власти, вовсе не в ограниченности ума верховных правителей. Правитель, наделённый чрезвычайной властью, набирает, говоря сегодняшним сленгом, команду. Часть, конечно, отбирает он, но к власти всегда тянутся и те, для кого личные, частные цели прежде всего.

Вспомните счастливые лица нашей «семибанкирщины», утопившей в лести и восхищении «всенародно избранного» за большие деньги падкого на лесть президента г. Ельцина.

Не об этом ли писал царю Лев Толстой: «Царь выбирает не из тех тысяч живых, энергичных, истинно просвещённых, честных людей, которые рвутся к общественному делу, а только из тех, про которых говорил Бомарше: «…mйdiocre et rampant et on parvient а tout». «Будь ничтожен и подобострастен и всего достигнешь». Это и есть та среда, где рождается микроб, поражающий в конечном счёте властителей слепотой. А когда наконец прозревают и понимают, что «кругом измена, трусость и обман», бывает уже поздно.

Едва ли случайно одно из самых обширных в отечественной литературе художественных произведений посвящено именно Февральской революции. «Красное колесо» Александра Солженицына – это путь от факта к факту, от события к событию, от судьбы к судьбе в поисках ответа на вопрос, не имевший права на объективный ответ в советское время: в чём причина столь скорого и безусловного поражения Февральской революции, обещавшей народам России множество благ?

Разумеется, столь сложный политический катаклизм, такое огромного значения событие, как Февральская революция, предполагает множество подходов к его осмыслению. И мои заметки – лишь приглашение к размышлению. А ещё призыв, обращённый сам не знаю куда: вернуть в наш календарь 12 марта как День низвержения самодержавия.

День всё-таки более значимый, чем любимый мной как механиком-водителем II класса День танкиста и даже День библиотечного работника, который тоже чту, принадлежа к пишущей и читающей публике.

Такие даты, как 12 марта, обозначают великие рубежи нашей истории. Или нам не нужна наша история?

Михаил КУРАЕВ,
Санкт-Петербург

Оставьте первый комментарий

Оставить комментарий

Ваш электронный адрес не будет опубликован.


*


17 − 12 =